"Дживс и художественная достоверность"

[ann-antoinette]

Фандом: Дживс и Вустер
Название: Дживс и Художественная Достоверность
Автор: PurpleFluffyCat
Ссылка на оригинал: sites.google.com/site/purplefluffycat/jeevesand...
Разрешение на перевод: получено
Переводчик: первые три главы - Артур Кузнецов, остальные - Ann-Antoinette
Бета: первые три главы - Nadalz, остальные - Джиалгри ака Минутка
Рейтинг: от G до NC-17
Персонажи: Берти/Дживс, ещё парочка знакомых Берти и несколько новых эпизодических персонажей.
Жанр: В основном романс, немножко драмы, ангста, юмора и флаффа.
Саммари: Казалось бы, невозможно придумать лучшего отдыха для юного Вустера, чем неделя на побережье. Гольф, песочные замки - и ни одной тетушки в поле зрения. Но собственные планы друзей вышеупомянутого Б. Вустера, театральная постановка а также загадочные намерения его собственного камердинера сделают неделю в Спиндл-Торпе одной из самых важных и запоминающихся в жизни...
Дисклеймер: ни на что не претендуем

Глава первая: "Побег и Поимка".

Под катом - две главы, остальные - в комментах. Очень. Много. Букав.

***

Тетушки – это самые невыносимые люди на земле! Впрочем, про мам и бабушек счастливые обладатели целой коллекции родственниц могут сказать то же самое.

Ну и конечно же, о том, что на следующий день приходится столичный слет этих достопочтимых вдовушек, я узнал только в воскресное утро – одно из тех, когда ни один здравомыслящий человек не станет ожидать дурных вестей.

Кажется, это было собрание какого-то клуба. Вроде общества любителей плетения кружева. Или это было макраме?.. В любом случае, формальные мелочи не имеют значения по сравнению с тем, чем эта стая древних гарпий занималась в действительности, собираясь вместе. Одним из их любимых занятий было сводничество. Отсюда же следовало, что ваш покорный слуга будет в числе тех несчастных, кто пойдет, подгоняемый и понукаемый советами, по направлению к алтарю.

Поэтому, дабы предотвратить это вмешательство в счастливое холостяцкое существование, Б. Вустер должен был ретироваться из столицы на ближайшую неделю – настолько далеко, насколько сможет. Мою блестящую идею провести неделю на берегу моря, высказанную на дневном собрании "Трутней", встретили на ура: я был не одинок в своем стремлении избежать цепких лап съезжающихся... что-то-архов. А, матриархов – вот нужное слово.

Вместе с сообразительным Бинго Литтлом, Гасси Финк-Ноттлом и десятком прочих мы забронировали почти весь третий этаж Палас Отеля в Спиндл-Торпе, у моря, в предвкушении того, как целую неделю будем играть в гольф и строить песочные замки, – и ни одной тетушки в радиусе мили от нас.

Вернувшись к себе, я сказал Дживсу, что мы отправляемся дышать воздухом родины: на побережье. Несмотря на столь неожиданное заявление, наш багаж был упакован этим чудесным малым в одно мгновение ока, и мы успели на трехчасовой экспресс, отходящий с вокзала Виктория. Поезд шел все южнее, и по мере удаления от столицы воздух казался все более пропитанным морской влагой.

– Ну что, Дживс, счастливо же мы отделались? – спросил я, наблюдая проносящиеся за окном луга.

– Несомненно, сэр, наиудачнейшим образом.

– Одна тетушка это уже плохо, но присутствовать при целом собрании… – я содрогнулся.

– Именно так, сэр, весьма неприятно. – Дживс поджал губы, как обычно делал, формулируя деликатный вопрос. – Простите мое любопытство, сэр, но почему вы выбрали местом нашего назначения именно Спиндл-Торп? Не знаете ли вы о некоем событии, которое там будет иметь место на предстоящей неделе?

– Нет, вовсе нет, – ответил я. – Вообще-то, это была идея Бинго. Старина так хотел поехать именно туда, что мы решили уступить…

– Вижу, сэр, – Дживс уставился на меня одним из этих своих чертовски умных взглядов.

– Что-что ты видишь, Дживс?

– Простите мне мое предположение, сэр. Когда вы за ленчем упомянули о поездке, у меня и мысли не возникло, что вы не в курсе событий будущей недели. Дело в том, что, когда я давеча беседовал с мистером Морганом, дворецким Глоссопов, он намекнул, что мисс Гонория и несколько ее подруг из клуба – он называется «Юные Помадки», если мне не изменяет память, – планируют провести неделю на том же побережье. Ко всему прочему, они собираются организовать там некую театрализованную постановку.

– Скажи пожалуйста! Дживс, ты же не имеешь в виду, что там будет ошиваться вся эта дамская компания?

– Боюсь, что именно так, сэр.

– А что конкретно за планы насчет постановки?

– Насколько я понял, сэр…

К несчастью, я так никогда и не узнал, что именно удалось понять Дживсу, потому что в этот момент вагон огласился радостным воплем: «Эй, Берти!». Обернувшись, я увидел Бинго, пытающегося сохранить равновесие на пороге, – поезд сильно качало. Улучив момент, Бинго сделал пару быстрых шагов вперед и сел рядом со мной.

– Эй, Бинго, – сказал я. – Прекрасная идея этот побег, так ведь?

– Отличная, Берти, просто отличная, – ответил он. – Особенно учитывая то, что мы будем вовлечены в благотворительную постановку «Микадо», которую организует Джозефина.

– Да, точно, – рассеянно произнес я, глядя в окно. Через пару секунд смысл сказанного наконец усвоился серыми клетками. – Подожди-ка! Кто такая Джозефина? И что за «Авокадо»?

– О, Берти! Она волшебна, просто восхитительна… Настоящий образец женской красоты и обворожительности. Она просто… просто…

– Небесное божество, сэр? – подсказал Дживс.

– Да, Дживс! Это вы в точку попали. Она – небесное божество! Я думал, что и раньше встречал обаятельных дам, но они – всего лишь бледные копии по сравнению с Джозефиной. Я женюсь на этой девушке, Берти!

– О, надо же, Бинго. Мои поздравления, – сказал я. – Когда же этот счастливый день?

Бинго поерзал на сидении и принялся изучать свои ногти:
– Ну, я вообще-то еще не сделал ей предложения. Мы плохо знаем друг друга. Она подруга Гонории и приехала из Эдинбурга – мисс Джозефина Хотон-Райт. В ту же секунду, как я увидел её, когда она впервые приехала в Лондон, я уже знал совершенно точно, как по волшебству, что ей суждено стать любовью всей моей жизни! – Его смущение длилось не больше пары секунд, и к концу своей речи Бинго уже опять был полон радости и энтузиазма.

– Ага, – произнес я с глубокомысленным видом и послал Дживсу многозначительный взгляд. Я часто так делаю, когда при мне кто-нибудь ведет себя глупо – приятно осознавать себя в числе умных, вместе с Дживсом. Я люблю это легкое покалывание внутри и ощущение некоторого сходства.

– Ну что, тогда удачи тебе, приятель, – сказал я, радуясь, что так быстро свернул разговор о новой влюбленности Бинго. Но тут предупреждающий колокольчик прозвенел еще раз. – Да, кстати, а что там было про дыню? Нет, про цуккини?

– Должно быть, вы имеете в виду «Микадо», сэр, – учтиво ответил Дживс. – Это довольно известная комическая оперетта господ Гилберта и Салливана, первая постановка которой состоялась в Савойском оперном театре в 1855 году и которая с тех пор не раз ставилась как профессионалами, так и любителями.

– Так и есть! – Бинго пришел в восторг. – Джозефина столь умна! Она взяла на себя управление постановкой в театре Спиндл-Торпской крепости. Я не мог не предложить ей помощь в организации... Она была очень обрадована, когда я сказал, что мой друг Берти готов исполнить главную мужскую партию. Я и правда думаю, что она может полюбить меня. Ну не прекрасно ли это!

Мозг Вустера проанализировал речь Бинго и сделал неутешительные выводы. Даже более, чем просто неутешительные – и было из-за чего, скажу я вам!

– Да погоди же ты, черт возьми! – воскликнул я. – Я всего лишь собирался провести недельку на побережье, а это точно не включает в себя валяние дурака в этом чертовом театре. Единственные представления, на которых я себя комфортно чувствую – это те, где я нахожусь по правильную сторону занавеса, а именно – в своем кресле в партере.

Бинго состроил физиономию как у потерявшегося щенка и попытался что-то сказать.

– Я просто не буду в этом участвовать, – сказал я, предупредив его попытку. На долю секунды я подумал, что он оставил эту затею, потому что его лицо неожиданно просветлело. Но я тут же заметил, что его взгляд обращен на появившуюся в конце вагона молодую остролицую леди, похожую на голодную и довольно злобную гиену.

– Джозефина!.. – Бинго было вскочил с места – вагон качнулся, тут же отправив его обратно, – но старина не растерялся, вновь поднявшись и энергичными жестами приглашая её присоединиться к нам.

– Добрый день, Ричард, – поздоровалась девушка, подходя ближе. Затем она обратила внимание на меня: – А вы, должно быть, Бертрам. Рада встрече, – тут Джозефина протянула мне свою холеную клешню, то есть, я хотел сказать, руку. – Ричард уверил меня, что вы превосходно справитесь с ролью Нанки-Пу в нашем маленьком спектакле.

– Конечно же справится, – откликнулся Бинго, глядя на нее преданным взором.

– Эй, эй, – запротестовал я, – один момент. Я, конечно, польщен вашим предложением и все такое, но у меня столько дел на этой неделе… Так что, боюсь, не смогу. – Я постарался произнести все это ровным, спокойным тоном, который бы предполагал, что отказ – дело решенное. Мне казалось, что это должно помочь.

– Вздор, Берти, – сказал Бинго. Вот вредина. – Я абсолютно точно знаю, что ты ничего не планировал. Вообще-то, ты предпринял эту поездку только для того, чтобы не встречаться с тетей Агатой и прочими, пока они будут в Лондоне.

Нет, ну как он мог, я вас спрашиваю? Предатель.

– Э… ну да. Был в этом некий элемент побега, но с тех пор расписание изменилось… – я попытался преподнести это как солидный предлог, но голос меня выдал.

– Но, Берти, – возразила Джозефина необычно высоким голосом. Лицо ее выражало типичную для женщин кошачью хитрость, которая вселяет страх в сердце любого благоразумного мужчины. – Вы даже представить не можете, как мы будем благодарны, если вы все-таки найдете чуточку времени для нашего проекта. В конце концов, репетиции будут идти не дольше, чем семь часов в день. А когда мне доведется беседовать с вашей тетушкой, миссис Грегсон, я буду счастлива рассказать ей о том, как вы нас всех выручили.

– То есть, вы знакомы с моей тетей? Ха-ха, – нервно рассмеялся я.

– О да, – невозмутимо продолжала Джозефина. – Мы с миссис Грегсон большие друзья. Крайне мало того, чем мы не делимся друг с другом. Сейчас, например, наша дружба обязывает меня рассказать ей, что ее любимейший племянник сбежал из дома на неделю только для того, чтобы не видеться с ней. Я думаю, миссис Грегсон может быть очень расстроена такими новостями – во всяком случае, я постараюсь, чтобы она была. – Джозефина сделала небольшую паузу, исключительно для того, чтобы смысл сказанного хорошо усвоился вашим покорным слугой. – Однако же, если я буду восхищена тем, как замечательно ваш лирический тенор дополняет мою постановку в японском стиле, неприятная история с побегом может выветриться у меня из головы. А вместо нее появится глубочайшая благодарность к этому самому тенору, которая, будучи высказанной даже при самой суровой тетушке, заставит ее смягчиться по отношению к племяннику.

– Вы не сделаете этого, – сказал я скорее с недоверием, чем с надеждой.

– Думаю, что сделает, Берти, – вставил Бинго. – Это очень сильная дружба, в конце концов.

Как вы сами понимаете, на это мне просто нечего было сказать – увидев, что я молчу, меня осыпали улыбками, поздравлениями и многочисленными обещаниями встретиться завтра на репетиции и начать столь увлекательную работу. Джозефина отдала Дживсу расписание, которое расчерчивало все мое время до следующей субботы на маленькие разноцветные квадратики с указаниями. Затем Бинго под ручку с подругой, которая, между прочим, больше походила на одного из лейтенантов Спода, покинули вагон, и я снова остался наедине с Дживсом, но уже чувствуя себя гораздо хуже, чем полчаса назад. Слуга же мой, кстати, находил произошедшее весьма забавным – если я правильно понял его чуть приподнятую левую бровь.

– Это катастрофа, Дживс! – воскликнул я. – Просто ужас какой-то. Все мое путешествие, все мои планы растворились как дым! Вместо отдыха на берегу моря мне предстоит публичное выставление себя на посмешище.

– Я понимаю ваши опасения, сэр, но, если вас вдруг заинтересует мое мнение, я не думаю, что этот проект обернется катастрофой.

– Но, черт возьми, почему, Дживс? Что хорошего мне принесет это выступление?

Пару секунд Дживс помолчал, словно аккуратно подбирая слова.
– Я всего лишь имел в виду тот факт, что считаю вас музыкально одаренным, сэр, – сказал он и тут же занялся поправлением чего-то непонравившегося в моем зонтике.

Сказать, что я был удивлен – ничего не сказать.

– Ты имеешь в виду, что я действительно смогу выступить на сцене, Дживс? Я? В роли лирического героя оперетты? Может, ты просто хотел сменить тему разговора, а?

Кто-нибудь другой не заметил бы такой маленькой детали, как легкая складка, появившаяся между бровей Дживса, но я так долго наблюдал за ним, что привык к этим незначительным проявлениям эмоций.

– Как я уже сказал, сэр, по моему мнению, вы превосходно справитесь с ролью.

*****

Вскоре мы прибыли в Спиндл-Торп, где в отеле нас ждал прекрасный номер – спальня, гостиная, ванная и комната для Дживса. «Палас-отель» казался застрявшим в предыдущем столетии из-за безделушек и цветов, расставленных везде, где только было свободное место, но ведь это тенденция всех подобных провинциальных отелей, не так ли?

К этому времени, благодаря поддержке со стороны Дживса, я решил сделать все, что только смогу, из того идиотства, которое сочинили Гилберт и кто-то там еще, и смирился с участью лицедея-любителя. Мне предстояло выступить только единожды, в конце концов, да и обитателей Спиндл-Торпа я увижу в первый и последний раз.

Это не значило, тем не менее, что я простил Бинго его участие в авантюре. Когда мы с Дживсом вышли перед ужином подышать свежим воздухом, мне пришел в голову великолепнейший план мести.

– Дживс, взгляни! Вон там, видишь? – я показал рукой в сторону небольшого строения на краю лужайки.

Дживс посмотрел в указанном направлении с таким интересом, как будто собирался увидеть там заходящую после круиза в порт «Лузитанию» или что-нибудь такое же зрелищное. Через некоторое время он сказал:
– Если вы говорите о павильоне оракула, сэр, боюсь, я не вижу, что именно в нем вызвало у вас такое оживление.

– Ты прав, Дживс, – согласился я. – Примечательно не само здание, но его роль в блестящем плане, только что придуманном мною. Он непременно поставит Бинго на место.

Лицо Дживса выражало высшую степень скепсиса.
– И что именно включает в себя этот план, сэр?

– А. Я так и думал, что ты спросишь, Дживс, – торжествующе сказал я. – Мозг Вустера буквально только что измыслил великолепный способ, который позволит нам поквитаться с Бинго.

– Нам, сэр?

– Да, Дживс, нам. Мне понадобится твоя помощь. Все, что мне нужно – чтобы ты пошел и поговорил с этой предсказательницей, которая здесь работает – «Мадам Осирис», если верить вывеске, – и попробовал либо уговорить, либо подкупить ее. Она предскажет Бинго с Джозефиной крайне неудачную судьбу, когда будет читать наши ладони, или смотреть в кристалл, или что там еще делают эти цыгане. Бинго будет выбит из колеи, а мы все сможем здорово посмеяться! Не чудесно ли это?

Дживс помедлил с момент, как будто разрабатывая свой собственный план, а потом повернулся ко мне. Лицо его выражало непоколебимость.
– Сожалею, сэр, но я не могу быть вам полезен в осуществлении конкретно этой идеи.

– Но почему, Дживс? Это все довольно просто. Я бы сам справился, вот только я не могу одновременно беседовать с той милой женщиной и уговаривать Бинго зайти к ней, так ведь?

– Не можете, сэр, да и я, разумеется, не предложил бы вам подобный ход действий.

На секунду я почувствовал себя абсолютно растерянным. Черт знает, зачем Дживсу понадобилось портить мне весь праздник.
– Что с тобой, Дживс? Ты же обычно отнюдь не против подобных шуток, а сейчас ведешь себя так, будто ни один хитроумный план никогда не посещал твой мощный мозг.

Дживс слегка приподнял бровь и ответил очень вежливым тоном:
– Уверяю вас, сэр, мое отношение к подобным развлечениям в общем осталось неизменным, но прошу простить мои сомнения в данном отдельно взятом случае. Предложенная вами схема подразумевает вмешательство в древнейший и серьезнейший ритуал, к которому должно относиться с уважением. Я бы предпочел не вступать в конфликт с той, которая обладает редким даром общения со сверхъестественным, пытаясь уговорить ее переврать полученные знаки; и, конечно же, мне не хотелось бы, во имя вашей безопасности, чтобы вы пошли на такой рискованный поступок.

Да уж, это было неожиданно.
– Не хочешь ли ты сказать мне, Дживс, что ты действительно веришь в предсказание судеб? Я что же, должен принимать это всерьез?

– Я бы очень вам рекомендовал, сэр, – ответил мой слуга.

Несколько последующих минут мы продолжали нашу прогулку вдоль побережья в молчании. Слова Дживса много для меня значили. Возможно, и было что-то в этой сверхъестественной чепухе. Может быть, кто-то способен действительно предсказывать будущее с помощью кристаллов и чайных листьев. Вообще-то, эта мысль мне казалась все более и более логичной. Мир – неизведанная штука, и в нем много того, чего мы никогда полностью не поймем. Дживс даже как-то говорил нечто подобное, цитировал одну из своих книжек: «Чем больше я знаю, тем больше я не знаю, что я знаю, что я не знаю…». Или что-то в этом духе. Чертовски умно.

Я размышлял в такой манере, пока Дживс круговыми путями подводил нашу прогулку к завершению, а дорогу – к отелю. В какой-то момент я почувствовал себя ужасно благодарным своему великолепному слуге, спасшему меня от цыганского проклятия и преследования духами умерших, – о чем я ему сразу же и сказал.

– Всегда пожалуйста, сэр, – ответил Дживс с тенью улыбки на губах. Затем, поднявшись в номер и приготовившись к ужину, я спустился в ресторан при гостинице, где надеялся встретить знакомых, а Дживс ушел – ну, куда он там обычно девается вечером.


Глава вторая – Представление и Предсказание.

***

– Доброе утро, сэр, – сладкозвучный голос Дживса прервал мой сон.

Я с трудом приподнялся на подушках.
– Привет, Дживс, – пробормотал я. – Сколько времени? Мне почему-то кажется, что еще очень рано.

– Сейчас половина девятого, сэр.

– Половина девятого?! Какого черта ты будишь меня за три часа до завтрака? – в моем голосе отчетливо прозвучало недовольство.

В ответ Дживс так же невозмутимо достал из ниоткуда это проклятое разноцветное расписание и поднес его поближе к моим глазам. Впрочем, мне так и не удалось ничего разглядеть.
– Приношу свои извинения, сэр. Тем не менее, я более чем уверен, что вы не захотите опоздать на первую же репетицию, которая начинается внизу, в танцевальном зале, через тридцать минут.

Я попытался спрятать голову под подушками, но Дживс моментально убрал обе, прихватив еще и покрывало, так что мне оставалось только дрожать на кровати, пока я не собрался с силами и не поковылял прочь из комнаты. Дживс уже приготовил ванну и даже помог мне потереть спину, раз уж отель не предоставил нормальную мочалку.

Спустя двадцать девять с половиной минут после пробуждения я был отправлен Дживсом вниз, одетый в свой лучший летний костюм и соломенную шляпу канотье (шляпу в американском стиле он надевать запретил). Танцевальный зал оказался огромным и пыльным, с тяжелым занавесом из выцветшего бархата, однако деревянный паркет был великолепен, а в углу даже стояло вполне приличное пианино. Труппа уже собралась: многих я узнал, и как минимум половина из них была полностью лишена музыкального слуха. Впрочем, там присутствовали два парня, которые однажды после обеда в качестве ответа интересующимся, из какой части Африки они родом, спели национальный гимн.

– Берти! Как же замечательно тебя видеть! – окликнул меня высокий голос где-то за спиной. Обернувшись, я увидел, что он принадлежал Мадлен Бассетт.

– Привет, Мадлен, – сказал я. – Так значит, ты тоже участвуешь в этом, эээ… Огуречном действе?

– О, Берти, это будет чудесно! – воскликнула она. – Слова ведь немало значат, как ты считаешь? Юм-Юм, моя героиня, поет про луну, про солнышко – в общем, про все прелестное, милое… Из нас с тобой выйдет такая романтичная пара! – тут она уставилась на меня взглядом, который, очевидно, должен был многое выразить.

– Да, конечно, – проговорил я. – Просто замечательная. – Вообще-то, я был даже рад, когда Джозефина Ужасная подошла к нам, держа в руках два увесистых тома.

– Здравствуй, Берти, – сказала она. – Как чудно видеть тебя. Да еще и вовремя! Возможно, миссис Грегсон была слишком сурова в выражениях, рассказывая про тебя. Или мы должны сказать спасибо Дживсу? – Я уже собирался продолжить эту тему, но мои надежды не оправдались. – Вот либретто, а вот ноты: просмотри свою партию, мы начинаем через десять минут. Познакомься с Дейрдрой Витл-Ворт, нашим музыкальным редактором.

Джозефина указала на стоящую по левую руку девочку, такую маленькую и серенькую, что я не сразу заметил ее присутствие. Дейрдра посмотрела на меня сквозь очень толстые стекла очков, создававшие впечатление, что каждый ее глаз был аквариумом, в котором жило много маленьких, быстрых рыбок.

– Здра… здрасте, – сказала она очень тихо, а затем взглянула на Джозефину, чтобы проверить, можно ли ей было вообще открывать рот. Поскольку возмездия не последовало, она продолжила, набравшись храбрости: – Мне говорили, Берти… что в-вы… очень хорошо… и-играете на фортепьяно.

– Ну, я просто люблю иногда изобразить что-нибудь этакое, – ответил я. – Хотя очень лестно слышать это от вас.

Отдав дань вежливости, Джозефина и Дейрдра ушли, а я поудобнее устроился на стуле и принялся за чтение этого овощного кошмара с непроизносимым названием.

Следующие несколько минут все присутствующие в комнате могли услышать немало одобрительных звуков и смешков, издаваемых Бертрамом. Оказалось, что этот безумный музыкальный баклажан не так уж плох! Остроумные шутки, забавные ситуации, хорошо выстроенный запутанный сюжет. Дочитав пьесу, я тут же стал ее большим поклонником и в других обстоятельствах искренне советовал бы предстоящее представление всем и каждому. К несчастью, на бумаге истории всегда выглядят гораздо убедительнее… Бабочки, каким-то образом залетевшие ко мне в грудную клетку, начали отплясывать ча-ча-ча.

Джозефина призвала всех к порядку, и мы сгрудились вокруг пианино. Дейрдра сидела за клавиатурой, трепеща перед стоявшими на пюпитре нотами. Я уже собирался предложить опустить вступление и начать прямо с певцов, но тут с девочкой произошла невероятная метаморфоза. Она закрыла глаза, глубоко вздохнула и тут же превратилась из рыбкоглазой скромняги в трясущего головой демона, вгрызающегося пальцами в пианино. Я был впечатлен, если не сказать испуган.

После того как прошли пять минут, наполненные всеми нотами, которые только мистер Сулли-что-то-там когда-либо написал, присутствующие взялись за партитуры (причем большинство держало листы вверх ногами). Затем мы попытались изобразить первый номер, получая в результате такие гармонии, которые Дживс наверняка бы назвал «более чем современными». Мадам Режиссер выглядела недовольной. Я как раз обдумывал, каким образом регбистов клуба «Трутни» можно за неделю переделать в выдрессированный хор, как кто-то пихнул меня в бок.

– Твоя очередь, Берти, – прошептала Мадлен.

– Правда? Сейчас… – я пролистал книгу и увидел: «Номер третий, речитатив и песня Нанки-Пу». – Эээ, хорошо. Начнем, пожалуй.

Дейрдра довольно устрашающе взяла вступительный аккорд, но я, по крайней мере, начал с правильной ноты. «Господа, прошу сказать мне, где та прекрасная дева, зовущаяся Юм-Юм…»

Последовавшая за этим песня была довольно удалой. «Бродячий менестрель, я…» Петь было чертовски забавно, а уж что будет на премьере, со всеми этими сверкающими трубами и подпевающими моряками! Да, особенно с моряками. Я мысленно отметил, что надо сказать Дживсу, когда вернусь в свою комнату, что тот – как всегда – оказался прав насчет этого «Кумквато»(1). И, конечно, надо вознаградить его исполнением моей арии.

Когда мы наконец добрались до пятого номера «Входит господин Высокий Чиновник», хор спел вступление, а затем…

Тишина. Джозефина окинула взглядом присутствующих, чтобы понять, который из нас был виноват в этом ужасном происшествии. Наконец, она спросила, вроде бы ни к кому не обращаясь:
– Но где же мой Ко-Ко? Мистер Финк-Ноттл?

Мадлен тоже выглядела расстроенной.
– Огастус? Где же ты? Клянусь, я видела его за завтраком.

Мозг Вустера не нашел это удивительным. Одно дело – Гасси, где-то скрывающийся именно в тот момент, когда он нужен. Но выбрать шепелявого болвана, такого же мокрого, как его тритоны, на ведущую комическую роль, где так нужен острый язык? Да уж, это было совсем другое.

– К сожалению, вынужден вам сообщить, что мистер Финк-Ноттл нехорошо себя чувствует, мадам, – сказал знакомый голос. Я повернулся и увидел стоящего в дверях Дживса, как всегда являвшего собой образец совершенства.

– Вот черт! – сказала Джозефина. – Он что, не понимает, насколько это все важно? Представление уже через пять дней. Очень неразумно с его стороны заболеть именно сейчас.

– Как скажете, мадам, – ответил Дживс и повернулся, собираясь уходить.

– Погоди-ка, как там тебя? Дживс?

Дживс медленно повернулся:
– Да, мадам?

– Поскольку Гасси не пришел, ты споешь его партию. Давай-давай, пошел. Ноты возьми на пианино.

Дживс выглядел по-настоящему шокированным – обе его брови приподнялись почти на четверть дюйма. Хотя он был слугой, но по нему было видно, что так с ним обращаться не должно. Джозефина, как видно, была еще храбрее и глупее, чем сама Боудикка.(2)

Однако же Дживс действительно взял ноты и с первой попытки открыл их на нужной странице. Он слегка кивнул Дейрдре и вступил именно с той ноты, именно в тот момент и именно в том темпе, который был нужен. Я не могу вспомнить, слышал ли раньше пение Дживса, но позвольте уверить вас – это что-то чудесное! Если даже в один прекрасный теплый летний день фруктовый мед начал бы петь, у него оказался бы менее волшебный тембр. Он был мелодичен, глубок и чист – я почувствовал, что этот голос словно укутывает меня в теплое, мягкое одеяло. Но песня была слишком коротка: не успел я провалиться в счастливый сон, как уже все уже закончилось.

Должно быть, я пялился на Дживса с открытым ртом, потому что его губы (кстати, довольно привлекательные) чуть изогнулись в улыбке. А затем, безо всякого предупреждения, он бросился вместе с пианисткой в головокружительный омут следующего номера, блестящего, быстрого речитатива – что-то про «список нарушителей спокойствия». Там он продемонстрировал свои фирменные округлые гласные, обрамляемые настолько четкими и ясными согласными, что казалось, будто воздух вокруг него взрывался маленькими сверкающими осколками. Я попытался проследить за словами по своему либретто, но Дживс исполнил несколько куплетов, которых там точно не было. В частности, я помню один из них:

Директор представления с замашками патриций,
Ее подруга-пианист – все в моем списке есть.
И хилый молодой певец, бегущий с репетиций
К своим тритонам с жабами, – он тоже в списке есть…

И далее все в таком же духе, очень забавно! Какое удивительное совпадение, что мистеру Сулли-Вулли удалось сочинить слова, которые так подошли к нашей ситуации.

Когда Дживс закончил, вся компания разразилась аплодисментами, криками «Браво!» и восторженным свистом. Большинству могло показаться, что Дживс и сейчас никак не отреагировал, но я сразу понял, что он доволен, – слегка изогнутые губы обозначали улыбку, в данном случае – улыбку польщенную. Я даже чувствовал, что начинаю сиять в лучах отраженной славы – ведь это чудо было моим слугой. Все были от него в восторге! Практически все. Выражение лица Джозефины было непередаваемым, а начавшая было хлопать Дейрдра была уничтожена ее ледяным взглядом.

– Пожалуй, хватит, Дживс, – сухо сказала Мадам Режиссер.

– Очень хорошо, мадам, – ответил Дживс и неторопливо покинул комнату под аккомпанемент разочарованных вздохов и восклицаний со стороны прочих.

Оставшаяся часть репетиции прошла почти без замечаний, а номера Ко-Ко просто пропускались. Таппи неплохо справился со своим Пуу-Ба (сама напыщенность: определенно, эта роль как под него была написана); Гонория, изображавшая Катишу – старую деву, которая хочет женить на себе Нанки-Пу, – была прекрасна в своей пугающей правдоподобности. Мне даже приходилось время от времени напоминать себе, что это всего лишь спектакль. Мысль о том, что мне, быть может, придется связать с ней свою судьбу, до сих пор приводила меня в ужас. Из таких, как она, в будущем получаются самые настоящие тетушки, точно вам говорю.

Когда репетиция закончилась, я еще раз мысленно поблагодарил Дживса за спасение от участи худшей, чем даже мисс Глоссоп, и поднялся наверх в довольно хорошем настроении.


*****


– Послушай, Дживс, ты был великолепен! – сказал я, входя в комнату. Время уже было обеденное. – Дживс? Эй, Дживс, ты здесь?

Мой слуга сразу же показался в дверях.
– Да, сэр?

– Я говорю, Дживс, что ты пел просто чудесно! Отменные голосовые связки. Просто красота!

– Благодарю вас, сэр. Мне лестно слышать, что вас впечатлило мое выступление.

– Да, черт возьми! Твой голос... Я был весь в напряжении, меня даже потряхивало чуток. Он и должен оказывать такое воздействие, да?

Дживс на секунду застыл, его темные глаза чуть расширились от удивления.
– Я даже не предполагал, сэр, но это очень интересное наблюдение с вашей стороны.

В этом ответе было что-то такое, что я безуспешно пытался понять, но не мог. Из-за этого казалось, что я упускаю что-то важное, что я не должен был упускать – но сказать, что именно, я не мог. Я успокоил тебя тем, что Дживс всегда держал меня в курсе всего важного – этот человек действительно был незаменим.

– Вообще-то, я уже ухожу, – я поспешил избежать продолжения этой щекотливой темы. – Бинго предложил прогуляться перед обедом, раз уж на улице стоит такая прекрасная погода.

– Очень хорошо, сэр, – ответил мой слуга. Может, мне показалось, но он все еще выглядел слегка рассеянным, закрывая за мной дверь.

Мать Природа была в хорошем расположении духа в тот день – на радость мне, Бинго, Мадлен и Гасси (как видно, он чудесным образом излечился). Я чувствовал полную умиротворенность при виде всей этой зелени и цветов, и, казалось, ничто не может нарушить мой покой.

– А, вот оно, в точности, как он говорил! – воскликнул Бинго, на секунду отвлекаясь от превознесения добродетелей Джозефины Ужасной.

– Что оно? Кто говорил? – спросил я, но никто не ответил – все поторопились за Мадлен, которая поскакала, высоко подпрыгивая – из-за чего была похожа на что-то вроде летящей лошади – по направлению к…

…о нет. По направлению к павильону мадам Осирис.

– Давайте зайдем! – воскликнула Мадлен, и я ничего не смог возразить, потому что Гасси и Бинго поволокли меня за нею вслед, и, едва успев запыхаться, мы очутились перед обращенным к морю павильончиком.

– Предсказания для четырех человек, – сказал Гасси женщине за стойкой, кладя на столешницу полкроны.

– А, есь такое дело, сэ-эр, – ответила старая ведьма. – Мадам О-си-и-ирис сичас прийдет, секундчку. Вы пока за занавесчку пройдите.

Мы исчезли в темноте павильона, и мои глаза тотчас подверглись атаке со стороны такого густого ладанного дыма, которого не видывал сам Барми Фотрингей-Фипс в худшие свои дни. Само помещение было наполнено монотонным звоном множества колокольчиков и большим количеством красного бархата, чем могло бы понадобилось для того, чтобы обшить всех актеров оперного театра.

Тут я вспомнил мудрые слова моего слуги, которые заставили меня отнестись к делу серьезней. Вообще я не был уверен, что хочу, дабы судьба Вустера была раскрыта перед всей честной компанией. Вдруг там будет что-нибудь непрезентабельное? Вдруг мне суждено умереть, будучи раздавленным бежавшим из зоопарка слоном? Или же я задохнусь, подавившись куском ливерной колбасы… Нет, я конечно попробую просто исключить ливерную колбасу из своего рациона, но ведь кто-нибудь вполне может подкрасться ко мне, пока я буду спать, и запихнуть мне в глотку особенно крупный кусок, только чтобы исполнить пророчество.

Однако мне не дали продолжить свои размышления по этому поводу, потому что вскорости по другую сторону причудливо украшенного стола перед нами появилась темная фигура, поманившая нас за собой.

Мадам Осирис, а это была, насколько я понял, именно она, оказалась довольно высокой леди, широкоплечей, с большими руками. Назвать ее «хорошенькой» было бы сложно, потому что, несмотря на общую привлекательность, она для такого определения была недостаточно женственной. Мои страхи за судьбу бедного Бертрама только приумножились – все, что сказала бы эта цыганская королева, обязано было быть истиной в последней инстанции. Если я и был чему-то рад, так это только тому, что Дживс отговорил меня от дурацкой затеи подкупать эту женщину. Теперь подобная идея казалась пугающей.

Когда мне удалось получше ее разглядеть, я увидел, что мадам Осирис была одета в свободно ниспадающую до самого пола мерцающую мантию, в которой отражались огоньки свечей, делая ее похожей на тучу светлячков – это, конечно, если светлячки летают тучами. Лицо предсказательницы было частично скрыто под паранджой, но через ткань проступали очертания благородного римского носа и оставались видны глубочайшие карие глаза. Эти глаза, по правде говоря, просто околдовывали. Поймав их взгляд на себе, я заметался между желаниями посмотреть в сторону и в то же время вернуть этот пленительный бездонный взор. Сильная штука, однако.

Мы присели на стулья, на каждом из которых лежал пуфик, а мадам Осирис устроилась в своем кресле с высокой спинкой. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула, как будто пыталась получше узнать своих клиентов еще до сеанса по уар-как-то-там. А, точно – аурам.

– Добро пожаловать, дети мои, – сказала предсказательница. Я не мог не заметить, что ее голос был слишком низок для женщины, а интонации казались странно знакомыми. – Какие вопросы вы хотели бы задать вечным духам?

– Мы бы хотели узнать про чувства, про любовь, – сказала Мадлен благоговейным тоном. – Расскажите нам про наши истинные предназначения на этой земле. – Здесь она сделала глубокомысленную паузу. – И я хотела бы узнать, почему Господь сделал звезды такими похожими на россыпь маргариток.

Мадам Осирис вроде бы приняла все это к сведению, но лично мне показалось, что вопрос о маргаритках был слишком фамильярен даже для того, кто мог свободно общаться с нематериальным миром во время завтрака.
– Очень хорошо, дитя мое, – сказала она наконец. – Кто из вас, о мои юные храбрецы, отважится шагнуть со мной в пропасть неизведанного?

Мы все слегка отодвинули свои стулья, а я попытался избежать ее взгляда, не желая быть подопытным кроликом в такой ситуации. Я чувствовал себя не очень уверенно, зная, что эта женщина будет рассказывать про Вустеровские жизнь и смерть, а тем более про сердце и душу. Мне очень хотелось, чтобы Дживс был здесь: почему-то казалось, что он был бы достойным соперником этой леди в том, что касалось внушения благоговейного трепета окружающим.

Когда, казалось, прошла целая вечность, наполненная вежливыми покашливаниями, Бинго заговорил:
– Ох, ну что же. Если вы все так малодушны, я пойду первым. Я не боюсь услышать о счастливых годах в браке, которые суждено прожить нам с Джозефиной. Ведь так все и будет, мадам Осирис?

– Не так быстро, сынок, – спокойно ответила предсказательница. – Сначала мы должны исполнить древний ритуал, который поможет мне наладить контакт с духами, дабы задать им твои вопросы… Положи руки на стол… Ричард… Да, я чувствую, что тебя зовут Ричард…

Бинго выглядел весьма впечатленным. Мы все были впечатлены, если говорить по правде, и все мысли о шарлатанах, пялящихся в кристалл почем зря, моментально вылетели у меня из головы и скрылись за занавеской павильона.

– Да, верно. Меня зовут Ричард, – подтвердил он и положил руки на стол ладонями наверх, после чего выжидательно посмотрел на мадам Осирис. Та прикрыла глаза и начала что-то бормотать себе под нос.

Сначала слова были совсем непонятные – что-то вроде иноземного, быть может, даже древнего, языка, про который Дживс наверняка все знал, а вот я не понимал ни слова. Ее голос то поднимался, то опять падал до шепота, сама она раскачивалась в кресле туда-сюда – все это чертовски походило на представление. Достигнув, очевидно, транса, женщина начала вопрошать:
– О, великие духи, откройте мне истинные пути этих путников, пришедших сквозь туманы времени и пространства…

Еще несколько вздохов, немного бормотанья, и она схватила Бинго за руку, уставившись на нее проницательным взором.

– Ричард, сынок, – сказала мадам Осирис. – Этот период жизни несет тебе большие перемены. Много перемен в сердечной жизни, очень много, можно даже сказать, с такой же регулярностью, как часы бьют двенадцать.

– О! Я знал это! – воскликнул Бинго. – Моя жизнь вся изменится, когда я женюсь на Джозефине! Не чудесно ли это?

Мадам Осирис поглядела на него с сомнением.
– Учти, Ричард, духи не говорили именно про эту возможность.

– Да, знаю, знаю, – ответил Бинго. – Я уверен, что они никогда ничего не уточняют до такой степени. Но я-то знаю, что они имели в виду. Спасибо, большое вам спасибо, – он чуть поклонился ей, а нам кивнул, приглашая кого-нибудь занять его место перед лицом невидимых сил.

Ободренная, по-видимому, вспышкой радости со стороны Ричарда, Мадлен тотчас заговорила очень высоким голосом:
– Август и я хотели бы, чтобы вы предсказали нам одну судьбу на двоих, будьте так добры, – попросила она. – Наверное, так и надо, раз уж мы обручены.

– Да, именно так, – сказал Гасси, послав своей обожаемой настороженный взгляд. Звезды-маргаритки – это конечно хорошо, но по Финк-Ноттлу сразу было видно, что он явно не хотел рисковать свадьбой в угоду женщине, одетой в блестящую мантию и разговаривающей на странных языках.

– Очень хорошо, – ответила мадам Осирис. – В таком случае, положите каждый одну руку на этот хрустальный шар, касаясь друг друга пальцами.

Гасси и Мадлен сделали, как им было сказано, и задержали дыхание, когда предсказательница уставилась в сверкающую сферу.

– Духи посылают мне какой-то странный импульс, – сказала мадам Осирис, и ее бровь чуть дернулась. – Кто-нибудь из вас заинтересован в… погодите-ка… нет, не лягушках… Не жабах, но близко…

– Тритоны! – воскликнул Гасси. – Да, тритоны! Я их просто обожаю! – Мадлен выглядела рассерженной этим высказыванием и даже сжала пальцы посильнее. – То есть, я хотел сказать, что тритоны меня интересуют. Проходящий интерес. Ничего общего с тем, например, как я люблю Мадлен. – Гасси выглядел крайне довольным тем, что так быстро выкрутился, и обменялся взглядом с невестой, просто чтобы удостовериться.

– Это очень мудрая поправка, молодой человек, – заключила мадам Осирис. – Духи сообщают мне, что юные леди не очень любят конкурировать в умах мужчин с чем-нибудь зеленым и скользким.

– Да, точно, – поспешно сказал Гасси. – А теперь можно перейти к вопросам, которые задавала Мадлен? Про истину и все такое?

– Да, пожалуйста, – попросила Мадлен. – Будет ли Гасси крольчонком моей мечты во веки веков?

На этот раз мадам Осирис смотрела в хрустальный шар довольно долго.
– Сверхъестественные силы довольно редко отвечают на конкретные вопросы, да и словосочетание «крольчонок мечты» их смутило. – Она хмыкнула и продолжила: – Тем не менее, могу вас уверить – Мадлен – что вы вскорости вступите в счастливый брак с человеком, с которым сейчас вместе вовлечены в какое-то художественное действо… Постановку пьесы, быть может?

– О, да, прекрасно! Я так и знала, что это будет правдой! – сказала обрадованная девушка. – Ты слышал, Гасси? Судьба работает на нас, и, между прочим, все завязано на «Микадо»! Я же говорила тебе, что твое участие важно для нас обоих – а теперь мы знаем почему!

Я отметил, что щеки Гасси приобрели отчетливый зеленоватый оттенок.
– То есть, все зависит от «Микадо», да? – голос его прозвучал немного неуверенно. – Прелестно...

– Вы узнали все, что хотели, дети мои? – спросила у Мадлен и Гасси мадам Осирис. Мадлен счастливо кивнула с чрезвычайно слащавым выражением лица, и они убрали свои руки с шара. Предсказательница села попрямее и заговорила довольно глухо, очень серьезным тоном:
– Еще одна судьба осталась непредсказанной, о мои юные путники, и мне кажется, что это одно из самых важных пророчеств, которые я делала в последнее время.

О, чудненько. Это звучит чертовски завлекательно, подумал я. Я как раз начинал входить во вкус всего этого представления и с нетерпением ждал продолжения шоу. Тем временем, молчание затягивалось, и в какой-то момент я понял, что все взгляды в комнате устремлены на Б. Вустера.

Нет необходимости говорить, что положение вещей начало казаться мне менее радужным, и вышеупомянутая нервозность вернулась ко мне в куда больших масштабах.

– Не бойся, мой дорогой... Бертрам, – мягко сказала мадам Осирис. – Ты пришел ко мне в поисках сокровеннейших тайн своего сердца, а это как раз то, что тебе необходимо узнать.

Как, однако, талантливо у нее получилось узнать все, о чем я думал в тот момент. И, уж коли на то пошло, даже мое имя!

– Отлично. Ну, давайте что ли узнаем. Но только если там ни в каком виде не будет присутствовать ливерная колбаса, – я застенчиво хихикнул.

Мадам Осирис выглядела слегка озадаченной.
– Уверяю тебя, мой дорогой мальчик, что духи не доставляют мне никаких извещений по поводу какой бы то ни было мясной продукции.

– Фух! Вы сняли камень с моей души, – я почувствовал себя немного лучше, зная, что меня не поджидает история о сделанном из свиньи проклятии.

– А теперь, Бертрам, мой дорогой, возьми эти карты и хорошенько перетасуй их, – Мадам Осирис протянула мне колоду, и я вдруг ощутил себя уверенным в успехе данного мероприятия. Если уж с чем-то Б. Вустер умеет прекрасно обращаться, то это с колодой карт.

Я забрал у женщины карты и не смог отогнать от себя смутное ощущение того, что ее чудесные теплые и крепкие руки были совсем как у... нет, это просто глупо. Я объявил себе выговор. Нет никакой вразумительной причины, по которой конечности великой предсказательницы могут напомнить о крупных и в то же время изящных руках твоего камердинера. Знаете, я иногда бываю чудаковатым.

Перемешивая колоду, я не мог не заметить, что они были чертовски странными. Никаких вам привычных червей, бубен, треф и пик, это уж точно. Вообще, на всех них было нарисовано что-то не очень понятное, вроде как в старинном стиле. На самом деле, они мне напомнили об огромном ковре из какого-то «Б», о котором Дживс читал как-то раз. Дублин-Бэй? Бискай-Бэй? А, точно – Байё(3).

Итак, я продемонстрировал несколько ловких трюков с колодой, которые особенно хорошо удаются моим пальцам после всех тренировок в «Трутнях»: сначала щедро перетасовал в перехлест, потом несколько раз снял колоду и даже изобразил «хинду». Когда я полностью убедился в том, что ни одна из карт не сохранила при себе прежних соседей, то отдал колоду мадам Осирис, размышляя походя о том, в какую игру нам сейчас предстоит сыграть.

Она же, напротив, даже не собиралась раздавать карты; вместо этого она просто держала колоду обеими руками, тихо мыча какую-то мелодию и бормоча что-то про духов, делающих свой выбор.

– Теперь, Бертрам, всё готово к толкованию твоей судьбы. Сейчас я положу на стол пять карт, и они раскроют нам очень многое о твоей будущей жизни и любви.

Ее руки театрально зависли в воздухе на пару секунд, прежде чем устремиться вниз и, взмахнув несколько раз рукавами, резко перевернуть верхнюю карту.

Я наклонился над столом и уставился на нее. Там была изображена лошадь, украшенная черными флагами, а рядом с ней – мужчина в мантии, держащий серп и молот. Название гласило...

– Смерть?! Скажите пожалуйста! Не самая приятная вещь, которую можно предсказать такому славному малому в понедельник после полудня. Я уже говорил раньше, что не хочу ничего слышать об этой проклятой ливерной колбасе!

– Не пугайся, дитя мое, – спокойно сказала мадам Осирис. – Карту жнеца редко когда надо воспринимать в буквальном смысле. Гораздо более вероятно, что она символизирует неожиданные перемены в жизни и сулит вам скорое начало совершенно нового этапа... – Это меня немного расслабило, и я кивнул ей.

– Следующая карта, – продолжила она, – покажет нам состояние, в котором вы ступаете на этот путь. И это будет... – Перевернутая карта присоединилась к Смерти на столе. В метафорическом смысле, конечно. То есть, конечно, она могла раздавить случайно какую-нибудь мошку, мокрицу или что-то в этом духе – вероятность велика, но, в любом случае, я об этом так и не узнал.

– Это Шут! – воскликнул Бинго, злорадствуя. Гасси, в свою очередь, зафыркал от смеха и пихнул меня в бок самым невоспитанным образом. Я почувствовал себя немного обиженным.

– О да, очаровательная невинность, – продолжила мадам Осирис. – Такой способный, но все равно нуждающийся в руководстве. У тебя с Таро все замечательно складывается – эта карта превосходно сочетается со Смертью, сынок.

– А, очень хорошо, – я все-таки не был полностью ею убежден.

– Следующая твоя карта будет представлять человека, который играет не последнюю роль в твоем намечающемся путешествии в страну романтики... Будь внимателен, молодой Бертрам, это очень важно. О карты, откройте мне тайну сердца этого путника... Это... Король Посохов(4).

Мадам Осирис уселась в свое кресло. Одна половина ее лица, которая была доступна моему взору, выражала полнейшее самодовольство; и я не сомневался, что другая половина не отставала от товарки.
– Сынок, да ты счастливчик.

– Да ну? – спросил я.

– Несомненно. Король Посохов – лучшая партия из всех, с которыми ты мог быть вовлечен в романтические отношения. Духи говорят мне, что этот человек предан, честен и великодушен, а также в высшей степени интересен и страстен... особенно в сложившихся обстоятельствах, – здесь она чуть нахмурила брови. – Я также чувствую, что в душе этого человека живет сильная, искренняя любовь к тебе, но он не может открыться, опасаясь, что это приведет к краху всего. Однако самое сильное желание этой души – чтобы ты знал об этом чувстве и питал к ней ответное.

Она снова помолчала, а потом уставилась на меня своим темным, околдовывающим взглядом.
– Догадываешься ли ты, на кого может указывать эта карта?

– Не имею ни малейшего представления, – признал я. Всё это походило на эпизод из книги. Живу я, спокойно растранжириваю свои дни, избегаю свадеб даже с лучшими из девушек, и вдруг мне без всяческих обиняков заявляют, что моя суженая – образец совершенства. Нет, в каком-то отвлеченном смысле мне даже стало приятно, но почему-то ни одна из моих знакомых даже не собиралась приходить мне на ум. Чертовски загадочно.

– Очень жаль, – сказала мадам Осирис. Однако, мой ответ ее не смутил – похоже, она его ожидала. – Сейчас ты увидишь две последние карты из тех, что открывают судьбу, мой мальчик. Они откроют тебе то, к чему приведут твои новые отношения, будь оно хорошо или плохо.

Продолжение последовало после очередной порции взмахов рукавами.
– А, очень интересно. Шесть кубков. Эта карта означает, что к сегодняшнему дню у вашей любви уже сложился крепкий фундамент. Что-то устойчивое и надежное, могущее перерасти в нечто… большее. Однако начать всё придется именно тебе, и только тебе. Следуй за своим сердцем, сынок, внимательно прислушивайся к чувствам.

Тут была сделана большая пауза, предназначенная, видимо, для того, чтобы я успел переварить чертовски умные инструкции, которыми только что был снабжен.

– И наконец…

Мадам Осирис положила следующую карту на стол, так замысловато взмахнув ей, что могло показаться, будто вышеупомянутая карта была сотворена ею прямо из воздуха. Картинка изображала двух людей, сплетенных в довольно интересной позе. И это была карта…

– Любовники! – проворковала Мадлен. – О, Берти! Тебе так везет!

– Да уж, эта карта говорит сама за себя, юный Бертрам, – завершила мадам Осирис. – Я желаю тебе и твоей половинке всего самого наилучшего. Тем не менее, ты должен помнить, что Таро всего лишь показывают вещи, которые могут случиться, если ты будешь бороться за них и постараешься воплотить в жизнь.

– Непременно. Чудесно, – заискивающе сказал я, но тут же был весь захвачен пришедшей в голову мыслью. Мне дали самые ясные указания о том, что надо делать, во всей жизни Б. Вустера; про все эти старания и то, что из этого получится – но я вообще не представлял, как это можно воплотить! Бинго, Мадлен или Гасси наверняка были в курсе того, кто был Крольчонком их Мечты, или Капибарой их Кошмаров, или Хомячком их Бреда, в общем, любого сочетания некоего душевного опыта с понравившимся грызуном, но я находился в полнейшей растерянности на этот счет. Возможно, мне просто была необходима еще кое-какая информация о моей судьбе, и не надо было уходить из павильона мадам Осирис прежде, чем я выпытаю у нее все подробности.

– Ей богу, премного вам благодарен, – сказал я, – но я боюсь, что мне понадобится еще помощь. Нет ли какого-нибудь способа идентифицировать эту персону, как вы думаете?

– Не могу сказать тебе, мой дорогой. Ты должен сам придти к этому.

– Ну, может, хоть маленький намек? Скажите, как выглядит этот человек? Ну, хотя бы основное? – я умоляюще улыбнулся. – Видите ли, я простой малый и иначе никак не догадаюсь.

Мадам Осирис, судя по всему, обдумывала это замечание. Наконец, она уступила.
– Я думаю, это очень точное определение, юноша, так что духи могут и поделиться с нами еще малой толикой информации. Я чувствую, что это кто-то высокий и темноволосый; кто-то, кого ты хорошо знаешь и с кем часто видишься. Я предсказываю тебе, что ты будешь безмерно счастлив с тем, кто был тебе предназначен, если последуешь моим советам.

– Ясно, понял. Кто-то высокий, с темными волосами, кого я часто вижу и хорошо знаю. Ну, хоть что-то. Большое спасибо, – я улыбнулся еще раз, чувствуя, что эти факты уже могут мне помочь. Было ясно, что пред-чего-там подошло к концу, и мы все встали, еще раз выражая нашу благодарность мадам Осирис. Прежде чем покинуть павильончик, я пожал руку предержателю моей судьбы и снова не смог не вспомнить о другой паре крепких, сильных рук.

Мы вышли из павильона, моргая на солнечном свету, как новорожденные, и у каждого было над чем подумать. Ланч казался прекрасной идеей, поэтому мы нашли приятное кафе на побережье и разделались с немалым количеством креветок, крабов и прочих беспозвоночных розового цвета. Моё будущее, предсказанное мадам Осирис, продолжало баламутить разум вашего покорного слуги, но я не мог все-таки ничего в нем понять, независимо от того, в который раз Мадлен спрашивала меня, не знаю ли я, кем бы могла быть моя суженая. Наконец, я решил, что время – или, что более точно, Дживс – всё мне разъяснит.

К сожалению, возможности проконсультироваться с великолепным мозгом моего камердинера в ближайшее время не предвиделось – вдруг стало известно, что вся вторая половина дня будет занята этой проклятой репетицией! Я хочу сказать, что несколько часов пения с утра это довольно неплохо, но посвятить этому целый день? Это начинало вызывать подозрительные ассоциации с работой.

Однако же предпринять что-либо не представлялось возможным, особенно учитывая то, что я повсюду был сопровождаем Мадлен, примерившей на себя амплуа полной энтузиазма исполнительницы, и Бинго, который очень уж трепетно относился к своим обязанностям правой руки самой Джозефины. Нас с Гасси пригнали в танцевальный зал ровно к двум часам дня; причем если я выглядел слегка обиженным, то Гасси, судя по всему, снова начинал заболевать.

Увидев нас, Джозефина объявила, что послеобеденное время будет посвящено кирпичам. А, нет, не так: булыжникам. Нет, это тоже не похоже, даже учитывая тонкую и своеобразную интуитивную параллель, проведенную мною. О, точно! Послеобеденное время было посвящено блокам. Для не знакомых с театральной терминологией поясняю – это означало, что мы четыре часа подряд практиковались в стоянии в разных местах сцены в разные моменты времени. Вышеупомянутое стояние на месте перемежалось изредка ходьбой, но все-таки на само стояние был сделан основной упор – за всю репетицию я не услышал ни одной музыкальной ноты.

Так получилось, что Гасси даже обрадовался, когда узнал про все это строительство, и прямо-таки испытал удовольствие, предложив запереть крышку пианино, дабы на нем никто не смог заиграть по случайности. Стояние на месте было, очевидно, его сильной стороной – настолько, насколько возможно превратить в особый навык умение ставить две ноги на ровную поверхность так, чтобы не терять равновесия.

Наконец, как раз к тому времени, когда уже остро ощущались внутренние позывы к ужину, мы освободились, и я тотчас кинулся наверх, чтобы поговорить с Дживсом насчет неотложного дела (а именно – моего будущего), которое вот уже несколько часов занимало мои мысли.

Я ворвался в комнату и крикнул:
– Эй, Дживс!

– Добрый вечер, сэр, – сразу же ответил он. – Я полагаю, сегодняшняя послеобеденная репетиция прошла удовлетворительно?

– А, да, да, более-менее нормально, – с готовностью ответил я, пребывая в приподнятом настроении оттого, что мне удастся поболтать с Дживсом раньше, чем я закидаю его вопросами. Вообще я слегка помешался на этой идее, честно говоря, и не лишним было бы слегка развеяться. – Ты знаешь, Дживс, в этой Джозефине все-таки есть нечто ужасное. Она продолжает отчитывать меня за то, что я поворачиваюсь спиной к публике! Интересно – она предполагает, что я знаю, когда я нахожусь спиной к публике, а когда нет? Притом, что самой чертовой публики в зале нет! Или я должен сотворить этих посещающих театр существ силой своего воображения, а потом стараться не обидеть этих созданий, пока они будут воображаемо слоняться вокруг меня, я спрашиваю? Ну, во всяком случае, любая публика, которую я воображу, будет обладать достаточным тактом, чтобы в первую очередь выбрать для себя подходящее место, так что здесь даже не возникнет никакой проблемы, – я был очень доволен этим моментом, потому что, как мне казалось, он не был лишен некоторой логичности.

Дживс, тем не менее, адресовал мне долготерпеливый – тот самый – взгляд, слегка приподняв левую бровь и немного наклонив голову набок. Я хорошо знал этот взгляд.
– Несмотря на то, что я уверен в образцовости придуманных лично вами зрителей, сэр, я опасаюсь, что упомянутые вами нормы поведения известны мало кому из непросвещенного большинства. Когда же мисс Хотон-Райт просила вас стоять лицом к аудитории – я считаю, что она всего лишь желала, чтобы вы произносили ваши реплики в том направлении, где в театре по отношению к вашему положению на сцене будет находиться зрительный зал.

Все стало до ужаса понятным, как только он это разъяснил. И почему Джозефина не могла сказать то же самое четыре часа назад?

– Здорово, Дживс, – признал я. – Есть вообще что-нибудь такое, чего ты бы не знал? Нет, не отвечай; ты ведь скажешь: «Не могу сказать, сэр», как ты обычно делаешь.

Дживс ничего не ответил на это, так что я перешел к следующей волнующей меня мысли.
– Кстати, Дживс, где ты научился так хорошо петь? Я забыл тебя спросить утром.

– В школе я был хористом, сэр, и к тому же с того времени прочел немало книг о надлежащей вокальной технике, – Дживс был как всегда бесстрастен, но, казалось, немного горд собою.

– Боже мой, опять книги? Со всеми этими книгами и поеданием рыбы я даже не могу представить, в чем ты можешь быть не так хорош.

– Я думаю, что для засвидетельствования этого факта потребуется изучение многих профессий, сэр, – ответил Дживс. Он как-то так это сказал, что по моей спине побежали мурашки, как будто его фраза содержала некий скрытый смысл, обращенный непосредственно к моему спинному мозгу. Но поскольку я не смог сразу же понять, в чем, собственно, дело, я решил оставить все как есть.

– Да, несомненно, – дружелюбно сказал я. – Вообще-то, Дживс, я бы хотел тебе кое-что рассказать.

– В самом деле, сэр?

– Твой потрясающий мозг не останется без работы, в этом деле он мне очень пригодится. Дело было в районе ленча. Помнишь павильончик предсказательницы, который мы видели вчера?

– Разумеется, сэр.

– Ну так вот, я чертовски рад, что ты не позволил мне наделать глупостей – женщина, которой он принадлежит, прекрасна и устрашающа, в точности, как ты мне говорил, – тут я перешел к рассказу о малейших подробностях сеанса, особо старательно расписав Дживсу забавные картинки на картах и подсказки, которые были мне даны насчет моей предполагаемой любви навеки. Он сосредоточенно слушал меня и впитывал все детали с такой точностью что, будь он поменьше ростом, можно было бы решить, что он сам там присутствовал.

Окончив свой рассказ, я обратился за помощью.
– Вот как все было, Дживс. Нет ли у тебя идей насчет того, кем может оказаться этот высокий, темноволосый Крольчонок моей Мечты, которого я к тому же давно знаю? И что мне теперь со всем этим делать?

– Увы, сэр, нет, – ответил он. – Хотя я подозреваю, что ваша вторая половинка может отрицательно отнестись к этому кроличьему прозвищу. Я могу только предположить, что таинственные духи выполнят свою работу, и все станет ясно в надлежащее тому время.

Вот так. Где всегда столь полезные предположения, смелые догадки? Предельно ясный, не подлежащий обжалованию тон, утверждающий, будто бы я должен верить в сверхъестественное. Вроде справедливо, но это опять походило на момент из книжки. Дживс никогда раньше не отличался склонностью верить в необъяснимые феноммы-как-их-там; он всегда атаковал сложные ситуации, будучи вооружен логикой, как мечом, а щитом его был ум.

– Не пора ли нам спустится к ужину, сэр? – спросил мой камердинер.

– Пора, я думаю, – согласился я, принимая как должное то, что разговор подошел к концу.

Однако, поедая консоме этим вечером, я не мог отделаться от мысли, что Дживс бы очень эффектно выглядел верхом на белом коне, в полном рыцарском снаряжении – с мечом, со щитом и так далее. Я рассудил, что его впечатляющий рост и замечательные темные волосы чудесно дополнят картину.


(1) Кумкват (Fortunella), род плодовых вечнозеленых деревьев или кустарников семейства рутовых. Листья мелкие, темно-зеленые. Цветки белые, небольшие, одиночные или в соцветиях, обоеполые. Плоды до 2 см в диаметре, круглые или овальные, желто-оранжевые, с гладкой, очень душистой, сладкой, съедобной кожурой; мякоть кисло-сладкая. (прим. перев.)

(2) Боудикка (Боадицея) – жена Прасутага, вождя зависимого от Рима бриттского племени иценов, проживавшего в районе современного Норфолка в Восточной Британии. После смерти мужа римские войска заняли ее земли, что побудило ее возглавить антиримское восстание 61 г. (прим. перев.)

(3) Бэй – залив (здесь – Дублинский и Бискайский). Байё – город во французском департаменте Кальвадос, известен 70-метровым так называемым «гобеленом королевы Матильды», своеобразной летописью предшествовавших завоеванию Англии событий. Гобелен был вышит четырьмя представительницами благородных родов по приказанию Матильды Фландрской, супруги Вильгельма Завоевателя. Ковер не закончен. (прим. перев.)

(4) Названия некоторых карт Таро имеют несколько различных переводов на русский язык. Я выбирала те, которые встречались чаще в Интернете. (прим. перев.)